Подуст (Chondrostoma nasus (L.))

        Название подуст, употребляемое в большей части России, указывает на главную особенность этой рыбы — положение рта, который находится под сильно выдавшимся коническим и хрящеватым носом, в чем он с первого взгляда несколько напоминает уже знакомого нам рыбца, или сырть.

Рис. 1. Подуст

       Но подуст легко отличается от рыбца своим более брусковатым телом, почти, как у голавля, прямым ртом, небольшими глазами и коротким заднепроходным плавником. Кроме того, число глоточных зубов (обыкновенно 6+6) у него больше, и зубы эти имеют совсем другую форму и гораздо толще; нижняя губа хрящеватая. Спина у подуста зеленовато-черная, бока и брюхо блестящего серебристого цвета; все плавники, за исключением черноватого спинного, более или менее красноваты, а хвостовой, кроме того, сверху и снизу имеет черную кайму. Во время нереста, особенно у самцов, все цвета становятся ярче и на углах рта, на жаберной крышке и у основания грудных плавников замечаются оранжевые желтые пятна; с боков, начиная от глаз до конца хвоста, тянется темная полоса, а на чешуях в свою очередь образуются черные пятнышки, через что подуст принимает довольно оригинальный вид. Москворецкий подуст, однако, почти вовсе не изменяется в цвете и никаких полос и пятнышек я на нем не замечал. Внутренности подуста замечательны тем, что брюшная плева у него более или менее темного черного цвета, который всего интенсивнее кажется во время нереста; отсюда, конечно, и произошли названия чернопуз, чернобрюшка, и по этому признаку его легко можно отличить от всех других рыб.
       По величине своей подуст принадлежит к небольшим рыбам и редко достигает более 1,2 кг веса и свыше 44 см длины, хотя в исключительных случаях попадаются 1,5-килограммовые подусты; обыкновенно он бывает значительно менее — около 400 г весом и 30 см длиной. Местопребыванием этой рыбы служат почти все большие реки Европы, за исключением северных ее частей. Сколько известно, подуст водится в северной Франции, в Бельгии, Германии, Австрии и Италии; в России северную границу его распространения составляет, вероятно, Западная Двина, куда он, быть может, перешел из Березины через Лепельский канал и большие притоки Волги; в северной и северо-западной России он уже вовсе не встречается. В больших реках Каспийского и Черноморского бассейнов подуст принадлежит к более или менее обыкновенным рыбам, но, кажется, нигде не попадается такими массами, как в некоторых местностях Германии и Швейцарии. Всего чаще подуст (вероятно, другой вид — Ch. variabilis (Ныне считается подвидом — Chondrostoma nasus variabile Jakowlew — волжский подуст — распространен в бассейнах Дона, Волги (с Камой) и Урала. В бассейнах Днестра, Буга и Днепра распространен днепровский подуст — Chondrostoma nasus nasus natio borysthenicus Berg.) встречается, по-видимому, в Куре и Тереке и, вероятно, в Днестре и Буге; по свидетельству проф. Кесслера, подуст весьма многочислен в Днепровских порогах; в Дону он, несмотря на то, что весьма обыкновенен в Донце, довольно редок, а в низовьях "Волги, если и встречается, то крайне редко и, вероятно, не доходит до устьев.

Рис. 2. Голова подуста снизу

       Образ жизни русских подустов известен очень мало; иностранные авторы дают весьма отрывочные сведения о западноевропейских подустах, которые, впрочем, несколько отличаются от наших. Поэтому при описании жизни и ужения этой рыбы я буду руководствоваться главным образом своими собственными наблюдениями на Москве-реке.
       Подуст в Москве-реке, а также в Оке принадлежит к числу весьма обыкновенных рыб, так как уступает в этом отношении только язю и плотве и то только в более тихих и иловатых участках реки; что же касается голавля, то подуст всюду превосходит его численностью. По-видимому, подуст многочисленнее в среднем и верхнем течении реки, чем в нижнем. В притоках Москвы он, кажется, вовсе не встречается, хотя и заходит в устья. По крайней мере я не встречал его ни в Пахре, ни в Десне, ни в Сетуни. Его нет также в верховьях Клязьмы и ее притоке — Уче. Вообще он, кажется, встречается в Европейской России только в судоходных реках, не имеющих постоянных плотин, которые препятствуют его подъему. Подуст не любит стоячей воды и придерживается почти всегда более или менее сильного течения, хотя и не встречается у нас на мелких и быстрых перекатах так часто, как голавль. Его любимое место — там, где кончается бырь и переходит в более спокойное и глубокое течение, где волна сменяется уже легкими водоворотами. Подуст очень редко держится на песчаном, тем более иловатом дне, а всего чаще встречается там, где есть хрящ или даже крупный камень, не избегая также глинистого дна, особенно если оно твердо и идет уступами, вообще неровно. Неровность дна составляет одно из главных условий присутствия подуста, почему и затрудняет его ловлю сетями, а также и удочкой. Притом он, подобно пескарю и налиму, большей частью ходит по самому дну, касаясь его брюхом, хотя "плавится", т. е. выходит на поверхность, почти так же часто, как язь и елец.
       Полая вода застает москворецкого подуста на песчаных отмелях, вместе с язем; обе эти рыбы в разлив не уходят, а постепенно поднимаются вверх по реке, придерживаясь берегов и более слабого течения. Судя по некоторым данным, подъем подуста начинается еще подо льдом и весьма вероятно предположение некоторых рыболовов-охотников, что он приходит издалека, за многие десятки километров, даже из Оки. Несомненно, что "выход" подуста бывает годами очень велик, годами же незначителен. Чем дольше стоит полая вода, не убывая, тем больше поднимается этой рыбы. Муть и стремление отыскать место, удобное для нереста, заставляет подуста подниматься все выше и выше до тех пор, пока река не войдет в берега, вода не очистится и вместе с тем не наступит теплая погода, благоприятная для нереста.
       Подуст в Москве мечет икру несколькими днями позднее язя, около средины апреля, а чаще в конце этого месяца. В 1890 году, отличавшемся необычайно ранней весной, нерест, по моим наблюдениям, начался 10 апреля, а в 1891 году — 21 апреля. Как долго он продолжается — не знаю, но вряд ли более трех дней, и, кажется, вся икра выметывается одновременно, а не в несколько приемов. По крайней мере молодь подуста, т. е. сеголеток, отличается ровностью. Икра выпускается б. ч. на крупных камнях, но не на особенно сильном течении, также на сваях, почти в тех же местах, которые служат нерестилищем для всех почти москворецких рыб. Главные места икрометания в городских водах — около Каменного моста и Бабьегородской плотины.
       Икра подуста беловатая, довольно крупная (с просяное зерно), несколько крупнее, чем у язя, голавля и плотвы, но все-таки многочисленна. По Борне, яиц бывает от 50 до 100 тысяч и надо полагать, что количество это близко к истине. Иначе трудно было бы объяснить обилие подустов местами. Старинные немецкие авторы насчитывали у подуста средней величины (в 22 см) только 8000 икринок, но всего вероятнее, что наблюдение это относится к мелкому ручьевому виду.
       Выметав икру, подуст некоторое время держится на местах нереста, где кормится отчасти своей, но главным образом икрой других рыб, нерестящихся позднее,— голавля, плотвы, пескаря и, может быть, шереспера, который, кажется, у нас, на Москве-реке, мечет с ним одновременно. Киевские рыбаки рассказывали проф. Кесслеру, что подуст в особенности любит икру шереспера и весной постоянно ходит за ним следом, так что если удается захватить несколько нерестующих жерехов, то всегда вместе с ними попадается и несколько штук подустов. В середине мая подуст скатывается вниз, но в это время москворецкие (разборные) плотины бывают уже поставлены и пришлая сверху рыба поневоле вынуждена выбирать летним местопребыванием пространство между двумя плотинами. Спрыгивать вниз с плотины, подобно голавлю, язю и судаку, подуст не решается, хотя и собирается у самой плотины в большом количестве. У нас, в городском участке, почти весь подуст собирается или между плотиной и устьем Неглинки, или немного выше плотины; ниже Неглинки подуст попадается редко и специальной ловли удочкой его не бывает; около Каменного моста, выше и ниже его, держится большей частью только мелкая, годовалая и двухгодовалая рыба. Главный притон трех- и четырехлетка — довольно глубокое место с изрядным течением, у левого берега Москвы-реки, выше так называемой речки Синички; но крупный подуст охотно держится почти под самой плотиной, там, где начинается более ровное течение. Выше плотины (Бабьегородской) собирается к лету тоже масса подуста, вероятно, не одна сотня пудов, но так как дальше плотин уже нет и чаще попадаются каменистые места, то в общем подусты здесь многочисленнее, чем ниже Бабьегородской плотины.
       Подуст всегда держится более или менее многочисленными стаями в несколько десятков, а чаще несколько сот штук, большей частью одного возраста; других рыб, меньших ростом, он не выносит и всегда отгоняет. В малую воду, т. е. когда воды пущено с плотины мало и течение слабо, подуст разбредается и ходит зря, большей частью на глубине; но как только течение усилится, он выходит "на струю" и стоит здесь довольно густыми вереницами. Выше городка, где плотин нет и течение ровнее, выход подуста "на струю" зависит больше от времени дня, чем от силы течения, хотя паводок и здесь имеет большое влияние на количество поднимающихся "на воду" подустов.
       Это чисто дневная рыба, которая кормится преимущественно днем. Основная пища ее летом — водоросли, которыми обрастают камни и сваи; эти водоросли подуст весьма искусно соскабливает своими хрящеватыми губами. Весной он истребляет, как сказано, икру других рыб, преимущественно тех, которые нерестятся не в траве, а на камнях, хряще, сваях. В этом отношении подуст приносит немало вреда, так как, подобно пескарю и налиму, ест преимущественно оплодотворенную икру, которую сдирает с подводных предметов. Прочие виды рыб (кроме гольцов) обыкновенно только подбирают плывущие, большей частью неоплодотворенные, икринки, которые все равно бы погибли. Кроме икры, подуст ест весной червей — земляных и навозных, но с середины или конца мая желудок у него постоянно туго набит той же заленоватой кашицей, как у плотвы, так что это одна из наиболее травоядных рыб. Когда по Москве-реке ходили многочисленные барки с хлебом, с зерном пшеницы, ржи и овса, они имели для подуста не меньшее значение, чем водоросли; теперь же ему достается здесь разве овес от конского кала, попадающего в реку в немалом количестве после каждого сильного дождя. В прежнее время, когда не было еще москворецких плотин и шлюзов, подусты поднимались к Москве круглый год и летом их приходило еще более, так как каждая хлебная барка имела свою стаю подустов, которые неотступно следовали за ней, привлекаемые постоянной прикормкой, выбрасываемой водоливами. Эта прикормка заключалась в подмоченном зерне и в личинках крупной мухи, кладущей яйца в сырую муку, сенную труху и прочий барочный сор, и называемых, по очень длинному хвостику, "крысками".
       Под осень подуст переходит в более тихие и иловатые места, вероятно за недостатком растительной пищи, и разыскивает здесь в иле мотыля, избегая, однако, очень глубокого и вязкого ила и предпочитая ему иловатый песок и хрящ. В октябре он уже почти не встречается на сильном течении и перестает выходить на перекаты, а в ноябре, с замерзанием реки, становится на зимовку в глубокие ямы, откуда выходит только после продолжительной оттепели. У нас главное зимовье подуста — все та же большая яма у Каменного моста, имеющая до 10—13 м глубины.
       Подуст очень сильная, но вместе с тем довольно простая и доверчивая рыба. Местопребывание ее почти одинаково с местопребыванием голавля, но она менее прихотлива, менее осторожна и гораздо многочисленнее, так что при благоприятных условиях можно поймать более сотни подустов. Подобно пескарям, эти рыбы очень любят муть, которая привлекает их с большого расстояния. Купаясь в реке, часто можно видеть, как подусты, и не мелкие, подходят чуть не к самым ногам. Несомненно, в мути они ищут личинок насекомых, вырытых из песка или ила. Взрослыми насекомыми, падающими в воду, подусты кормятся относительно редко; большей частью они плавятся на мелких местах — мелях и перекатах. Всего чаще можно видеть их на поверхности во время нереста и затем в мае и июне, во время вылета мотыля. В первом случае они, как говорится, "разбивают икру", что, действительно, надо понимать в буквальном смысле слова; во втором — они плавятся, привлекаемые обилием вылетающих из воды и падающих в нее комариков-толкунчиков. Вообще всякая рыба выходит на поверхность, только когда может найти здесь насекомых, и даже во время самого нереста никогда не плавится бесцельно. Положение рта, несколько напоминающее положение рта у стерляди, заставляет подуста при схватывании чего-либо на поверхности переворачиваться кверху брюхом, почему плав его легко отличить от плава других рыб. Выпрыгивает из воды подуст редко, но мелкий подуст на неглубоких местах часто выскакивает торчком наподобие пескаря. Как рыба дневная подуст ночует в глубине или же уходит к берегу, под кусты, где нередко попадает вместе с плотвой в наметки и даже корзины. В солнечную погоду при известном освещении с крутого берега реки видно, как подуст стоит стаями, длинными рядами, на струе касаясь дна. Стаи эти иногда бывают очень густы и многочисленны. Интересно наблюдать, с какой быстротой при виде щуки подусты рассыпаются во все стороны. К каким хитростям и обходным движениям ни прибегает хищница, но, вероятно, ей довольно редко удается тут поживиться, разве слабыми и больными особями. Подуст довольно чувствителен к порче воды, вероятно потому, что подобно пескарю не уходит с переката, по которому идет какой-либо ядовитый, растворяющийся в воде, отброс приречных фабрик и заводов, а затаивается за камнями. Почти каждое лето, в июньские жары, вместе с дохлым пескарем плывет по Москве-реке очень много полумертвого и сонного подуста, достающегося в добычу коршунам и воронам.
       Молодые подусты ведут несколько иной образ жизни, чем взрослые. Молодь показывается у нас, на Москве-реке, около середины мая, но около берега, у плотов купален и пристаней они встречаются лишь в незначительном количестве. Главная масса ее стоит все лето на перекатах, но не на быстрине, а вернее на каменистых мелях со слабым (летом) течением, а потому густо зарастающих известной травой — водяной сосенкой, шелковником и другими растениями. Здесь сеголеток находит себе приют и обильную пищу, тоже почти исключительно растительную, и растет очень быстро, тем быстрее, чем жарче лето. По моим наблюдениям, сеголетки подуста к концу лета достигают роста (полной меры) до 9, даже, как, напр., в 1890 году, 13 см. В сентябре молодь переходит уже на глубокие места и после морозов на перекатах вовсе не встречается. К концу октября попадаются даже 18-сантиметровые сеголетки. Годовалый подуст не превышает этой меры и весит в июне около 50—60 г, достигая в конце осени веса 200 г. Главная масса подустов, выуживаемых летом москворецкими рыболовами, от 300 до 400 г,— это трехлетки, которые поздней осенью отъедаются иногда до 600-граммового веса. Самые крупные подусты, достигающие у нас веса 800 г, пятилетнего возраста, более же крупные и старые встречаются в виде редкого исключения не потому, конечно, что эта рыба не живет более продолжительное время, а потому, что вылавливается сетями и удочкой до пятилетнего возраста. Двухлетний подуст уже способен к размножению, но нерестится несколько позднее трехлетка и четырехлетка.
        Подуст не имеет почти никакого промыслового значения частью потому, что нигде почти не встречается в значительном количестве, частью оттого, что держится в местах, неудобных для неводной ловли, и притом на самом дне. Подобно язю и голавлю он чаще достается в добычу охотнику-рыболову с удочкой, чем рыболову-промышленнику со снастями.
       Ужение подуста имеет в среде столичных рыболовов очень многих любителей, хотя число их по крайней мере впятеро менее числа охотников ловли язей на донную. Специалистов по ужению подуста, ловящих его пудами, найдется десятка два, не более. Это зависит от того, что ловля подуста, большей частью дневная, гораздо труднее ловли ельца, язя и даже плотвы по следующим причинам: клев его очень неверный, требующий быстрой подсечки; он очень силен или, вернее, боек и часто срывается, и, наконец, требует обильной прикормки. Без нее трудно поймать и десяток подустов, между тем как ельца на перекате и плотву в затишье (на зелень), подъязка на пробочку или на кузнеца можно временами наловить изрядное количество без всякой прикормки.
       Ужение подуста привлекательно еще в том отношении,что оно главным образом производится среди лета, в самое глухое время, когда язь и другая рыба покрупнее попадается, можно сказать, случайно и приходится ловить ельца (на муравьиное яйцо и опарыша) и плотву (на зелень). Настоящее ужение подуста начинается в конце мая и даже позднее; ранней весной он попадается лишь случайно, при ужении другой рыбы, и поймать его в это время много нельзя, потому что он, во-первых, сыт (икрой других рыб), а во-вторых, еще не "установился", т. е. не собрался на известных местах. Во второй половине апреля, вскоре после нереста, подуст иногда недурно берет на донные при ужении язей, днем и в сумерки, но попадается редко, потому что насадка (выползок) слишком велика — не по его маленькому рту. Если на донные набредет стайка подустов, то она испортит немало крови рыболову беспрерывным клевом. Поклевка подуста на донную сходна с поклевкой ельца; подуст тоже берет со срыву, но чаще совсем стаскивает выползка с крючка. Обыкновенно звонок резко задребезжит, затем кончик удильника начинает кивать. В это время и надо подсекать, не дожидаясь потяжки, так как подуст не тянет насадку к себе, подобно язю. Попадаются, однако, лишь крупные подусты, свыше 400 г, а потому благоразумнее переменить крючки на более мелкие (№ 6—7) и насаживать или навозного, а еще того лучше — более крепкого железняка. На донной удочке подуст ходит далеко не так бойко, как на поплавочной, отчасти потому, что после нереста он очень слаб, но больше оттого, что насадку он часто заглатывает и крючок реже задевает за хрящеватый нос "хрюкалку", или "нюхалку", как его называют москворецкие рыболовы, а за губу или небо, почему рыба ощущает более сильную боль и идет ходчее, менее упираясь и мотаясь, чем обыкновенно.
       Все-таки весной как на донные, так и на поплавочные удочки подуст попадается случайно. Специальное ужение его начинается в Москве-реке, когда совсем кончится ужение язя, на муравьиное яйцо, недели две спустя после того, как окончательно запрут Бабьегородскую и Перервинскую плотины. К концу мая почти весь подуст собирается, как было сказано выше, или ниже Бабьегородской плотины, или выше ее, притом очень большими стаями в несколько десятков пудов. Главных летних становищ подуста в пределах столицы собственно два или три: около заплава (цепь из связанных бревен поперек реки для задержки плотов и купален, сорвавшихся с якорей, во избежание полома плотины) выше Бабьегородской плотины, под плотиной и выше купальни. Немало подуста, но большей частью мелкого, стоит немного выше и немного ниже Каменного моста, но дальше вниз по течению подуст редок и на удочку почти не попадается, хотя несомненно, что каждая значительная прибыль воды после дождей несколько пополняет поредевшие ряды столичных подустов.
       Удочка для ужения подуста у нас почти ничем не отличается от удочки, употребляемой для ловли язя, ельца и плотвы, днем — на течении. То же самое, очень легкое 2—3,5-метровое удилище, 2—3-колен-ное или, еще лучше, цельное из желтого японского или темного перцового (который надежнее) тростника, 4-волосная леска отборного волоса, более или менее легкий осокоревый поплавок, захлестываемый леской только снизу, соответственный груз с добавочной дробинкой близ крючка, так называемый подпасок, и крючок № 9—10. Некоторые рыболовы придерживаются того мнения, что для ужения подуста лучше употреблять более жесткие удилища и шелковые лески на том основании, что это дает возможность делать более сильную подсечку, необходимую будто для того, чтобы засадить крючок в хрящеватый нос рыбы. Опыт, однако, убедил меня, что при употреблении мелких крючков гораздо целесообразнее ловить на очень гибкие удильники и на растяжимую волосяную леску, так как при этом условии подуст гораздо реже соскакивает с крючка, хотя бы он только слегка зацепился за нос: гибкость удильника и растяжимость лески парализует резкие движения пойманной рыбы. Шелковая леска, даже самая тонкая, конечно, может быть крепче четырехволосной, но она полезна только при ловле на более крупные крючки, которые действительно требуют более энергичной подсечки, или же, наоборот, при ловле на самые мелкие — № 11, 12, но уже с катушкой. К катушке полезно прибегать только, когда довольно крупный подуст берет очень вяло и его приходится ловить на одного мотыля, одного опарыша, одно яйцо, а следовательно, на мельчайший крючок. Москворецкие подусты не достигают таких больших размеров, чтобы катушка была необходима, но изредка, на быстрых перекатах, без нее на мелкий крючок, даже № 10, подуста поймать довольно трудно: из десяти, подсеченных на быри, девять сходят с крючка. Так как подуст очень смел и берет почти у самой лодки, то чем короче будет леска и шестик (не менее, однако 1,5 м), тем лучше. Впрочем, длина лески и удильника находится в некотором отношении с силой течения и глубиной места возле лодки.
       Всего удобнее ловить подуста на глубине около 1,5 м, но чаще приходится удить его у нас на глубине в 3 м. Было уже сказано выше, где он обыкновенно держится, а потому и становится надо (на лодке) там, где волнение и быстрина уменьшаются и глубина сразу увеличивается. Чем ровнее и правильнее будет течение, тем лучше, но, к сожалению, это бывает очень редко и большей частью приходится становиться на местах с изменчивым и водовооотным течением. Впрочем, выше плотины течение очень слабое и довольно ровное, но здесь можно ловить с успехом, только когда сильно пущена вода, а еще того лучше—открыто одно или несколько "окон", вследствие чего против этих мест образуется не только верховое, но и донное течение. На удачу ужения, впрочем, и ниже плотины можно рассчитывать, только когда вода не заперта; при уменьшении силы течения обыкновенно клев ослабевает, так как подуст, вышедший "на струю", расходится или, вернее, возвращается в глубокие места (под купальню). С берега подуста никто не ловит и он попадается здесь только случайно, но с плотов (а в прежние времена — барок) его удят довольно успешно. Лодка необходима, но нет никакой надобности ставить ее поперек течения, а чаще бывает выгоднее становиться вдоль. При этом и течение, и подсечка бывают правильнее, да и "проплав" при одинаковой длине лески может быть длиннее.
       Подуст начинает брать летом с раннего утра, еще до восхода, но так как надо еще его подманить, то обыкновенно самый сильный клев бывает часа два после того, как покажется солнце. К 11 часам клев почти прекращается главным образом потому, что рыба к этому времени очень наедается прикормки. Клев снова возобновляется с 2, 3 или даже 4 часов, но, за редкими исключениями, подуст к вечеру берет хуже, чем утром того же дня опять-таки потому, что он бывает очень сыт. После заката он перестает брать раньше ельца и плотвы, тем более подъязка. В октябре подуст держится уже более глубоких мест и на перекаты почти не выходит, в это время он едва ли не всего лучше берет среди дня.
       Самая существенная часть ужения подуста заключается в прикормке. Без прикормки ловить его у нас положительно не стоит. Это самая привередливая и избалованная в этом отношении рыба, в чем виновата, впрочем, излишняя тароватость некоторых москворецких рыболовов, не жалеющих "припаса" и закармливающих рыбу. Однако недостаточно бросить прикормку, хотя бы и в большом количестве. Надо, чтобы она была брошена в надлежащее место и, мало того, раньте других рыболовов. Кто первый стал, где следует, и притравил, тот и ловит: весь подуст из ближайших окрестностей и издалека снизу собирается около его лодки и упорно игнорирует прикормку, в изобилии бросаемую справа, слева и впереди. Эти злосчастные рыболовы обречены быть только свидетелями ловли более счастливого или, вернее, предусмотрительного соседа. Единственное средство быть с рыбой — это стать позади последнего и переманить к себе рыбу более лакомой прикормкой. Сплошь и рядом бывает, что даже из сидящих на одной лодке ловит только один, не столько потому, что поплавок ходит у него правильнее, сколько потому, что его насадка плывет по той же струе, которой увлекается размываемая прикормка.
       Прикормка, как известно, бросается во время ужения или незадолго до него, чем отличается от привады, назначение которой приучить рыбу к известному месту. Но привада действительно полезна только в стоячей или тихой воде, где прикормка, в свою очередь, приносит только вред. Кроме того, надо иметь всегда в виду, что привадой почти всегда может воспользоваться постороннее лицо, что, конечно, не входит в расчеты рыболова.
       Самой обыкновенной прикормкой для подуста служит у нас гречневая жаша-ядрица (цельным зерном), смешанная с глиной и иногда сдобренная конопляным или льняным маслом. Но каша хороша не везде и не всегда, хотя несомненно, что подуст любит эту прикормку больше других рыб. На очень слабом или, наоборот, на сильном течении гречневая каша не вполне достигает цели в качестве прикормки, так как в первом .случае она ложится у лодки, а во втором уносится очень далеко. Кроме того, при гречневой каше надо употреблять и соответственную насадку, а именно: кусочки выползка, железняка или же навозного червя, нарезьгваемых "под кашу". Варить кашу надо умеючи, так как она должна быть и крутой, и рассыпчатой, чтобы зерно отделялось одно от другого. Обыкновенно ее, еще горячую, откидывают на решето, поливая холодной водой. Так как кашу приходится варить накануне и приготовление ее довольно продолжительно, то для экстренных случаев весьма полезно иметь запас так называемой "обварной" крупы, т. е. уже сваренной и потом высушенной.
       Некоторые москворецкие рыболовы отрицают пользу промасливания каши, но, по-моему, совершенно напрасно. Масло каши никогда не испортит по следующим трем причинам: оно придает очень сильный запах, слышимый рыбой издалека, оно делает насадку более легкой и, наконец, имеет несомненно довольно сильное слабительное действие, почему наевшаяся рыба скоро опять подходит кормиться. Кроме того, масло в глине полезно тем, что поздней осенью дает возможность не мыть рук после каждого подбрасывания прикормки, а только обтирать тряпкой или толстым полотенцем, заметим, кстати, необходимой принадлежностью ловли. Некоторые прибавляют к конопляному или льняному маслу несколько капель какого-нибудь эфирного масла, мятного, анисового или какого другого. Всего выгоднее употреблять масло дерева родия (oleum rhodii), потому что оно не так скоро сохнет, а потому "спорее" других. Польза этих эфирных масел подвержена, однако, некоторому сомнению, потому что как конопляное, так и льняное масла достаточно пахучи сами по себе. Иногда, за неимением под рукой простого масла, я ограничивался прибавлением к каше 10—15 капель эфирного масла.
       Самая лучшая прикормка для привлечения подуста издалека, даже при слабом течении,— это отруби и муравьиные яйца. Неудобство их, правда только на первых порах, заключается в том, что эта прикормка сначала приманивает много мелочи, особенно под осень. Но если выждать время, то рано или поздно подошедший подуст прогонит всю мелюзгу. Отруби и яйца хороши тем, что не могут насытить рыбу. Самой лучшей приманкой для подуста, по личному опыту, я считаю ту же, как и для ельца,— крупные пшеничные отруби, лучше поджаренные, муравьиные яйца свежие или даже (осенью) сухие и предварительно обваренные кипятком (сухие будут всплывать); все это замешивается с глиной: на быстрине — повязче, на слабом течении — порыхлее. В последнее время я стал предпочитать глине, как цементу для прикормки, творог, смятый с жидковатым тестом (пшеничным или ржаным); яйца и отруби сминаются с этой массой, в свою очередь служащей отличной прикормкой, действительной на дальнее расстояние и не особенно сытной, если ее спускать в воду в частой сетке или в жестянке с дырами (в карандаш диаметром) и притом временами с ослаблением клева. Надо иметь также в виду, что в Москве часто труднее бывает достать глины, чем муки и творога. Насадкой служат муравьиные яйца (свежие), реже опарыш.
       При ловле на мотыля прикормкой служит или мотыль с сором, бросаемый позади лодки, или мотыль, замешанный на глине (можно заменить глину творогом с тестом). Прикормкой для подуста мотыль служит лишь поздней осенью, когда каша мало действительна, но на мотыля подходит больше елец и плотва. Лучше всего бросать, как при ловле плотвы, пирожки из глины с начинкой из мотыля по той причине, что начинка выходит .разом и стоящая у лодки мелочь не успевает перехватать всего мотыля, который плывет дальше и приманивает рыбу, стоящую много ниже.
       На глубоких и довольно быстрых местах, если тут стоит много подуста, весьма практично употреблять более тяжелую прикормку, а именно: пареные — рожь, ячмень или пшеницу, всего же лучше перловую крупу (т. е. драный ячмень), которая и вкуснее и распаривается гораздо скорее на самоваре. С первыми прикормками ловят на пшеничку, при перловой же крупе большей частью или на муравьиное яйцо, или на опарыша, которые, как говорится, приходятся ей "под масть". В крайнем случае можно насаживать на крючок 2—3 перловки. Некоторые бросают зерновую приманку без глины позади лодки, но это полезно лишь на умеренном течении и в начале ловли.
       Более тяжелых прикормок у нас не употребляют. Притрава всегда должна более или менее соответствовать силе течения и отнюдь не оставаться на месте, а медленно, с задержками, плыть по дну далее; в противном случае можно рисковать или вовсе не подманить рыбу, или закормить ее. Легкая прикормка всегда действительнее. Поэтому на Москве-реке подустов никто не прикармливает горохом и не ловит на пареный горох, как на Оке, Днепре, Сосне и других быстрых реках. На Днепре, впр'очем, и при ловле на горох прикормкой служат тоже отруби и каша с глиной. Горох чересчур сытный корм и нет никакого расчета бросать его в воду. Кроме того, и москворецкий подуст несколько мелковат для такой крупной насадки.
       В конце весны ловят большей частью на крупные муравьиные яйца (куколки крылатых, половых, особей), насаживая по 1—2 штуки за кожицу, чтобы не выпустить "молочка"; лучше задевать крючком поперек, а не за кончик яйца; потому что клев тогда будет вернее. Выбирать надо свежее, белое, "незасиженное" яйцо. Так как уже в июне крупные муравьиные яйца встречаются в муравейниках редко между мелкими куколками обыкновенных рабочих муравьев, то их приходится отбирать или отсеивать на решете, через которое бы проскакивало мелкое яйцо, которое идет на прикормку. Ловить подуста на последнее не стоит и удобнее насаживать опарыша. Обыкновенно летом удят на кусочки червей — "под кашу", величиной в 1—1,2 см, прихватывая крючком (№ 9) поперек; для этой цели всего пригоднее упругий и жесткий "железняк". При вялом клеве весьма полезно уже насаженный кусочек червя обмакнуть в родиевое или другое эфирное масло, чистое или с прованским маслом (на чайную ложку прованского — несколько капель эфирного). Это очень действительное снадобье надо иметь под рукой в маленькой широкогорлой стеклянке или жестянке. Подуст не менее плотвы и других травоядных рыб соблазняется летом острыми насадками; пресный корм им, очевидно, надоедает. Нелишнее сдабривать таким образом и пареную пшеницу, которая также составляет хорошую, хотя и менее прочную, летнюю насадку при ужении на более глубоких и быстрых местах. Лучше насаживать по одному отборному зерну. Рожь держится на крючке хуже пшеницы, которая притом круглее. Для насадки надо покупать тонкокожую, самую крупную пшеницу и, прежде чем парить, мочить ее часов 12 или целые сутки. На мятый хлеб у нас почти никто не ловит по той причине, что эта насадка не выдерживает и двух перезакидываний и вообще для ужения "в проводку" почти непригодна. На "зелень", т. е. нитчатые водоросли, подуст, хотя и берет, но попадается редко, во-первых, потому что на зелень большей частью ловят не со дна, а почти что в полводы, а во-вторых, по той причине, что он вбирает в рот прядку шелковистых нитей еще медленнее, чем плотва.
       Превосходной и необыкновенно прочной летней насадкой может служить известная "крыска". При ужении подуста с барок она положительно незаменима — на десяток крыски можно ловить чуть не целый день. К сожалению, достать ее очень трудно. О горохе уже говорилось выше и у нас он неприменим, но я довольно успешно ловил подустов на зеленый горошек — сырой и сушеный, конечно уже размоченный и распаренный. Эренкрейц говорит, что в Баварии подустов ловят на виноград, но это весьма сомнительно, хотя здесь, в речках, несомненно удят их на мушку поверху. Наш москворецкий подуст, сколько известно, на муху и подобных насекомых, если и берет, то очень редко и случайно; по крайней мере я даже не слыхал, чтобы он попадался при ловле "на шпанку" ельца, голавля и подъязка — полунахлыстом, с легким грузильцем.
       С сентября подуста удят главным образом "на кусочки", реже на мотыля, которого очень теребит подросшая мелочь — сеголетки-ельцы, подустики, голавлики, подъязики, пескарики, а в тихой и глубокой воде— молодой ерш, так называемый "глаза" в 4 см, много — 7 см ростом. В сентябре вообще клев подуста слабее, может быть потому, что к этому времени успевают переловить всю рыбу. Надо полагать, что поздней осенью, в ноябре, когда разберут Перервинскую и все нижние плотины, немало подуста приходит в городской район зимовать, так как в начале зимы он очень недурно берет на кобылки, на мотыля и берет притом очень бойко, нередко утаскивая кобылки под лед. В середине зимы подуст попадается редко. По-видимому, главное зимнее становище его в Москве — яма у Москворецкого моста, но тут он на насадки не берет, а на голые крючки-тройнички — самодером — попадается редко, потому что стоит на самом дне и не так густо, как ерш. Весной перед вскрытием, в конце февраля и в начале марта, подуст опять начинает ловиться у нас на мотыля, преимущественно в оттепель. По словам Ремезова, подуст в р. Самаре тоже хорошо берет в марте (подо льдом) именно в ясную погоду.
       Хотя клев подуста начинается утром довольно поздно, но полезно, а именно даже необходимо, выезжать на ловлю еще затемно. Для того, чтобы собрать рыбу в известное место, надо по меньшей мере час времени, иногда более трех. Кроме того, при обилии конкурентов и малом числе удобных для ловли мест не следует забывать, что здесь вполне оправдывается действительность поговорки: "кто раньше стал да палку (читай удочку) взял, тот и капрал". Укрепившись на избранном месте, прежде всего самым тщательным образом (при помощи свинцового отмера — лота) измеряют